Когда в начале 2020 года вирус COVID-19 распространился в Евразии, Эмомали Рахмон и его правительство выбрали политику отрицания кризиса в стране, которая продлилась больше 4-х месяцев. Затем 30-го апреля правительство признало, что в стране было зарегистрировано ограниченное количество случаев заболевания коронавирусной инфекцией (согласно официальным данным – 15 случаев заболевания). Такой низкий показатель шел вразрез с большим количеством сообщений местных жителей о людях с симптомами COVID-19 и о сложностях, с которыми они сталкивались, когда пытались получить медицинскую помощь. Эти сложности были связаны с отсутствием инфраструктуры и медицинского оборудования. Кроме того, поступали сообщения о том, что в больницах отказывались принимать пациентов с симптомами COVID-19 из-за того, что согласно неофициальным инструкциям ряда государственных служащих, существовала необходимость в снижении количества зарегистрированных случаев заболевания.

Меры, которую предпринял Таджикистан для разрешения кризиса COVID-19, вызывает много вопросов и выходит далеко за рамки неоспоримых трудностей, с которыми сталкивается любое правительство при реагировании на непредвиденные последствия пандемии. Точнее, это часть глубокого и длительного кризиса, который существует в медицинском секторе Таджикистана, и причин которому множество. Во-первых, медицинская система Таджикистана была ослаблена из-за плохой экономической ситуации в стране, которая подорвала способность правительства инвестировать в сектор социального обеспечения. Во-вторых, нехватка инвестиций также является результатом клептократической и нео-патримониальной практики режима, когда финансирование сектора здравоохранения столкнулось с защитой экономических и финансовых интересов политических элит, а также с гарантом выживания авторитарного политического режима.

Отрицание правительства и цензура

До 30 апреля 2020 года – накануне визита Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) в Таджикистан – правительство систематически отказывало в регистрации каких-либо коронавирусных инфекций и вместо этого критиковало журналистов, которые писали на тему коронавируса, и обвиняло их в распространении паники среди населения. После того, как правительство признало наличие COVID-19 в стране, органы политической власти все равно продолжили преуменьшение значения последствий пандемии,– под конец июня 2020 года было зарегистрировано только 52 смертельных исхода.[1] Наконец, в конце января 2021 года правительство объявило о том, что вируса в стране нет. С начала января данные о коронавирусе в стране не изменились: согласно официальной статистике, в стране было 13 308 случаев заражения коронавирусом и 90 летальных исходов.[2]

Официальные заявления и цифры противоречат даже официальным государственным данным. Согласно сборнику, который Агентство по статистике готовит ежегодно, в 2020 году в Таджикистане скончались свыше 41 700 человек, что примерно на 8 650 человек больше, чем в 2019 году, и на 26% больше среднего числа смертей, которые регистрировались каждый год в период с 2015 по 2019 года; в то же время в Душанбе зафиксирован всплеск смертности на 38%.[3]

Впоследствии доказательства со стороны местного населения и медицинских работников еще раз поставили под сомнение полученную разницу. Местные врачи сообщили о трудностях, которые возникают при подтверждении диагноза на коронавирус. Медицинские службы Таджикистана не получили необходимое оборудование для повсеместного тестирования населения, а у больниц нет наборов тестов для подтверждения диагноза. Из-за этого достоверная оценка инфекций COVID-19 и количества смертей от COVID-19 являются маловероятными.[4]

Во-вторых, правительство жестко контролирует передачу информации о распространении болезни: в СМИ распространена цензура, а на население оказывается давление в виде штрафов за распространение “фейковых новостей” о пандемии. Штрафы налагаются и в случае, если кто-то сомневается в достоверности статистических данных. Также для снижения статистических данных правительство оказывает давление на медицинских работников, чтобы те выписывали пациентов с симптомами COVID-19 (например, с высокой температурой). В частности, такой подход правительство использовало перед приездом делегации ВОЗ.[5] Такие меры привели к спорам среди медицинского персонала. Медицинские работники стали увольняться. К примеру, руководитель Согдийской областной больницы, расположенной в Худжанде.[6] Некоторые врачи на условиях анонимности сообщили, что в качестве причины смерти тех пациентов, которые умерли от COVID-19, были указаны пневмония, туберкулез или свиной грипп. В больницах родственникам усопших отказали в выдаче тел тех, кто якобы умер от “пневмонии”. Скончавшихся похоронили медицинские работники, которые были одеты в защитные костюмы.[7]

Влияние ослабленной системы здравоохранения

Трудности, с которыми столкнулось правительство при преодолении кризиса COVID-19, в основном, возникли из-за затянувшегося кризиса. После обретения независимости правительство пообещало восстановить и модернизировать систему здравоохранения с помощью ряда реформ и программ, а также с помощью строительства больничной инфраструктуры. Самая последняя “Программа государственных гарантий оказания гражданам медицинской и санитарной помощи на 2017-2019 гг.” предусматривала строительство больниц и медицинских центров по всей стране.[8] Однако эти улучшения, которые были анонсированы во многих программах, и о которых рассказывалось в государственных СМИ, шли вразрез с опытом, который пациенты получили в системе здравоохранения страны, ослабленной совокупностью инфраструктурных и политических факторов.

После обретения независимости таджикский режим столкнулся с тем, что ему пришлось реагировать на экономический и социальный кризисы, причиной которых стала внезапная утрата субсидий, которые до этого поступали со стороны Советского Союза. Местная система социального обеспечения практически зависела от этих субсидий. Другой причиной кризисов стала Гражданская война, которая нанесла значительный ущерб экономике страны. Несмотря на некоторый экономический прогресс, который с 2000-х годов стал проявляться через заметный рост ВВП и сокращение уровня бедности в стране, некоторые организации указали на первопричины медленного и незначительного улучшения системы здравоохранения. В частности, низкие расходы государства на здравоохранение составили 17 долларов США на душу населения.[9]

После распада Советского Союза не было инвестиций, и большинство медицинских учреждений, построенных в период с 1930-х по конец 1970-х, сильно обветшало. Несмотря на заявления правительства об обратном, во многих медицинских учреждениях по-прежнему стоит устаревшее оборудование, которое вышло из строя. Лекарств не хватает. Временами отключают электричество, воду и отопление, а канализационная система не функционирует должным образом. Полуразрушенное состояние медицинских учреждений и самоустранение властей подтолкнули жителей некоторых небольших городков и сельских районов к проведению ремонта или реконструкции своими руками.[10]

Состояние медицинских учреждений, расположенных в сельских районах, более плачевно, чем состояние медицинских учреждений, расположенных в городах. В большинстве сельских больниц работает только один врач, а в других медицинских учреждениях, как правило, работают молодые, неопытные медсестры, которым не хватает простых лекарств. Поэтому многие пациенты предпочитают не попадать к врачам и в местные медицинские центры, которые оказывают первую медицинскую помощь. Вместо этого они обращаются в более крупные городские больницы, которые специализируются на вторичной и третичной медицинской помощи. Однако это приводит к тому, что такие учреждения бывают переполнены. В них тоже не хватает медицинского персонала, а также недостаточно оборудования. Все это отрицательно сказывается на качестве предоставляемых ими услуг.

В горной и бедной стране доступ к медицинским учреждениям может быть затруднен. Многие жители живут в десятках километров от ближайших медицинских центров. Такая изоляция, хотя и не характерна только для Таджикистана, сильно ухудшается за счет системы дорог, которая находится в аварийном состоянии, и на которую влияют суровые зимние климатические условия. Также, после распада СССР система общественного транспорта ухудшилась, и сообщение с городами стало ограниченным.[11]

В чрезвычайных ситуациях доступ к больницам особенно важен. Парк скорой помощи старый. Машин не хватает, в том числе, и в крупных городах. Поэтому частный транспорт в виде неофициальных такси незаменим в тех случаях, когда необходимо добраться до медицинского учреждения, в том числе, когда у человека сердечная недостаточность или инсульт. Вызывает тревогу тот факт, что значительная часть населения, 30 % которого живут за национальной чертой бедности, не может позволить себе воспользоваться услугами частного такси.[12] Это приводит к тому, что жителям таких регионов, как ГБАО, приходится полагаться на местные медицинские центры, в которых не хватает специалистов и оборудования даже для таких случаев, когда существует серьезная угроза здоровью.[13]

Отсутствие подготовки и коррупция в органах административного управления Таджикистана

Безусловно, трудности в решении вопросов, связанных с национальной системой здравоохранения, не являются специфическими для Таджикистана. Многие страны мира, в том числе и страны Евразии, изо всех сил пытаются реформировать и улучшить свою систему здравоохранения. Однако, трудности Таджикистана усугубляются нео-патримониальной практикой политического режима страны, при которой политическая и экономическая элиты тесно взаимосвязаны между собой, а иногда они даже совпадают. При такой практике управление медицинской системой частично основывается не столько на приоритетных потребностях в области здравоохранения, сколько на схемах коррупции и обогащения элит.

Полностью задокументированное незаконное присвоение доходов, которые семья президента и его приближенные получают от истощающихся ресурсов страны, главным образом поступающих от государственной алюминиевой компании и крупнейшего источника экспортных доходов “Талко”, привело к сокращению инвестиций в сектор социального обеспечения, в том числе и в сектор здравоохранения. Более 10 лет назад бывший посол США сказал: “народ Таджикистана практически субсидирует “Талко” за счет того, что живет без надлежащих медицинских услуг, образования и электричества”.[14] С тех пор президент усилил контроль над ресурсами страны и превратил Таджикистан в не что иное, как в государство, которым управляет семья. Все это привело к дальнейшему ухудшению системы социального обеспечения.^[15]

Во-вторых, сам медицинский сектор является источником дохода президентской семьи. Это также влияет на его управление и развитие. Например, строительство некоторых госпиталей или медицинских центров стало результатом скорее коррупции, нежели результатом стратегической цели здравоохранения. По утверждениям местных врачей и других лиц, после того, как бизнесмены, у которых нет опыта в сфере здравоохранения, дали взятки семье президента, им разрешили открыть медицинские учреждения.[16] Более того, значительная часть фармацевтического сектора контролируется членами семьи президента. “Сифат Фарма” и “Орион-фарм” – две компании, которые доминируют на фармацевтическом рынке Таджикистана, – принадлежат Парвине, дочери президента, и его сыну Рустаму Эмомали.[17] В результате этого, семья Рахмона и его близкие союзники смогли ограничить конкуренцию в фармацевтическом секторе и продавать лекарства по завышенной цене, в том числе, и во время кризиса COVID-19, когда цены на лекарства от легких форм заболевания возросли в семь раз, что стало источником дохода для семьи Рахмона, а также сделало более сложным доступ бедных семей к медицинским услугам.[18]

В-третьих, на управление медицинским сектором сильно повлияли меры, которые предпринял Рахмон для укрепления своего политического режима, а также предполагаемого династического перехода власти к его сыну Рустаму Эмомали. С этой целью Рахмон использовал авторитаризм и репрессии против оппозиции. В то же время oн создал себе имидж защитника благополучия граждан, а также приложил усилия к тому, чтобы противостоять тому изображению деградации системы социального обеспечения, о котором свидетельствовало местное население или сообщали в небольших оппозиционных СМИ. На этом фоне разумное объяснение инвестиций в медицинские учреждения заключается не столько в улучшении и сбалансированном развитии, сколько в том, что политические власти отмывают свою репутацию. Такой вывод можно сделать из многочисленных сообщений, в которых говорилось об улучшениях в медицинской инфраструктуре, но которые так и не были реализованы.  Например, несмотря на некоторые достижения “Программы государственных гарантий оказания гражданам медицинской и санитарной помощи на 2017-2019 гг.”, информация о местоположении и дате открытия 560 медицинских учреждений, которые должны были быть построены, остается расплывчатой.[19] Вызывает удивление тот факт, что в стране, где достижения в секторе социального обеспечения обычно получают широкое освещение в провластных СМИ, пресса почти ничего не сказала о тех объектах, которые все-таки были построены. На самом деле, большая часть новых медицинских учреждений, о которых в последние 3 года сообщалось в прессе, не была частью этой программы, а стала результатом иностранной помощи, которая поступила в том числе и от Азиатского банка развития, Исламского банка развития, Российской Федерации, Японии или Турецкого агентства по сотрудничеству и координации (TIKA).

Об этом также свидетельствует географическая концентрация новых медицинских сооружений, которые в основном расположены в столице республики, где они по сравнению с отдаленными регионами наиболее заметны. Также, ряд медицинских сооружений находится в Хатлоне – место рождения Рахмона. Там в рамках программы на 2017-2019 годы построили семь из восьми медицинских центров. Помимо прочего, такой акцент на Хатлон является частью стратегии президента, которая заключается в обеспечении лояльности элит этого региона. После окончания Гражданской войны эти элиты оказывали ему сильную поддержку, однако из-за сокращения денег и ресурсов их политическое единство было подорвано.[20] Несмотря на законную важность развития инфраструктуры в столице или в Хатлонской области, географическая концентрация ограниченных средств подрывает развитие инфраструктуры в регионах, и даже вынуждает жителей некоторых сел и городков строить или ремонтировать медицинские центры за свой счет, в том числе и с помощью хашар (коллективный труд) – так произошло в Лолазор-2, (деревня в Вахшском районе Хатлонской области).[21]

COVID-19 против безопасности режима

Способ, который правительство Таджикистана выбрало для управления кризисом, возникшим из-за COVID-19, прекрасно демонстрирует то, что для Рахмона основным приоритетом стало обеспечение безопасности своего политического режима в ущерб здоровью населения. Признание широкомасштабного распространения вируса на территории Таджикистана и, как следствие, введение карантина в стране (как и в большинстве других стран мира) создало значительный экономический и социальный риск, который, вероятно, поставит еще под большую угрозу легитимность и безопасность режима. Поэтому карантин ввели с запозданием и только на время.

Таджикистан уже несколько лет переживает социальный и финансовый кризисы. Независимые наблюдатели часто ставят под сомнение заявленные правительством масштабы экономического прогресса, рост ВВП и сокращение уровня бедности.[22] Более того, Всемирный банк отмечает, что экономика Таджикистана остается уязвимой к потрясениям извне.[23] Денежные переводы, которые поступали в Таджикистан от миллиона мигрантов, работающих в России, стали существенным вкладом в экономику страны. Одновременно с этим на протяжении последних 15 лет они поддерживали сохранность режима. Поэтому ограничение пассажирооборота, а следовательно, и миграции таджиков привело к росту безработицы в стране.

Из-за введенного в стране карантина произошло ослабление и даже неизбежное банкротство многих субъектов малого и среднего предпринимательства. Все это в дальнейшем повлияло на рынок труда в стране, и, следовательно, повысило риск социальной напряженности. Более того, это, вероятно, повлияло бы и на систему рантье Рахмона и элиты. В Таджикистане субъекты малого и среднего предпринимательства подвергаются большому налогообложению. Значительное сокращение их деятельности привело бы к сокращению доходов государственного бюджета, а также, возможно, правительству было бы тяжелее сократить налоговые льготы, предоставленные крупным компаниям, которые контролируются Рахмоном и региональной политической элитой, и являются важнейшим источником рантье.[24]

В конце концов, пересечение политики страны в области здравоохранения с нео-патримониальной и авторитарной политикой режима усилилось за счет своевременности событий. Кризис COVID-19 совпал с выборами президента, которые состоялись в ноябре 2020-го года. Наблюдатели ОБСЕ дали следующую характеристику происходящему: “обстановка, в которой проходили президентские выборы, характеризовалась жестким контролем со стороны государственных органов, давними ограничениями основных прав и свобод… Избирателям не было предложено подлинной политической альтернативы…Избирательному процессу не хватало убедительности и прозрачности”. Даже, если для того, чтобы предотвратить появление новой оппозиции, президент Рахмон сохранил жесткий авторитарный контроль над административной машиной и избирательным процессом, кризис, вызванный COVID-19, мог бы подорвать его официальное позиционирование себя в качестве гаранта экономического прогресса страны и предполагаемого благосостояния населения.

Влияние на население

Логика приоритетности политики в ущерб здоровью в сочетании с авторитаризмом влияет на здоровье населения Таджикистана. Сначала отказываясь признать и минимизировать кризис COVID-19, а затем и противодействовать введению карантина в стране, правительство Таджикистана сделало ставку на формирование коллективного иммунитета. Также поступили и некоторые другие страны, среди которых и Швеция. Таким образом, правительство надеялось на снижение экономических и политических рисков, связанных с кризисом в области здравоохранения. Впрочем, стратегия шведского правительства подверглась критике.[25] Более того, в отличие от высокоразвитой шведской системы здравоохранения, система здравоохранения в Таджикистане развита слабо, и страна не смогла должным образом отреагировать на эпидемию; государственные СМИ распространили утверждение правительства о том, что страна обладает всеми необходимыми возможностями для того, чтобы отреагировать на кризис должным образом, но работники больниц из разных регионов заявили об обратном: они открыто сообщили об остром дефиците средств индивидуальной защиты (СИЗ) для медиков и других ресурсов, необходимых, в том числе, и для лечения пациентов.

Кроме того, непризнание кризиса замедлило распространение рекомендаций, инструкций и методов лечения COVID-19. Министр здравоохранения Олимзод утвердил временные рекомендации по профилактике, диагностике и лечению инфекции только 13 апреля. Поэтому отсюда следует, что протоколы по диагностике и лечению заболевания врачи получили только спустя 4 месяца после вспышки вируса. Хотя с того времени международная помощь помогла улучшить ситуацию в стране, изначальное отрицание кризиса привело к тому, что возникла существенная нехватка оборудования, которая вызывает опасения. Так, например, сообщили, что в Муминобаде, расположенном на юге Таджикистана, на 72 тыс. человек населения приходится только 1 аппарат искусственной вентиляции легких, который стоит в главной больнице Муминобада. [26]

Более того, тот факт, что правительство отрицало продолжение распространения вируса в стране привело к тому, что часть населения не восприняла риски заболевания всерьез, а также не предприняла необходимые меры предосторожности для предотвращения распространения коронавируса. Вероятно, ситуация усугубилась из-за того, что, несмотря на утверждения со стороны местного населения о наличии коронавируса в стране, 20 апреля 2020 года ВОЗ подтвердила заявление Рахмона о том, что в стране не было выявлено ни одного случая заболевания COVID-19. Впоследствии государственные СМИ широко распространили эту информацию.[27]

В довершение ко всему, кризис COVID-19 повлиял на то, что народу стало сложнее достать лекарства из-за того, что фармацевтический сектор страны не развит и является чрезмерно дорогим, а фармацевтический рынок контролируется элитами и членами президентской семьи. Несмотря на заявление Джамолиддина Абдуллозода, министра здравоохранения, которое он сделал в феврале 2020 года и неоднократные заявления чиновников о том, что предоставление медицинских услуг будет бесплатным, с пациентов брали около 200 долларов США за лечение легких заболеваний и 400-700 долларов США за лечение тяжелых заболеваний, среди которых был и COVID-19. В 2020 году народ оплатил почти две трети расходов на здравоохранение.^[28] Те представители населения Таджикистана, чья средняя заработная плата составляет 150 долларов США, не смогли позволить себе покупку лекарств или получение медицинских услуг, т.к. для них все это было очень дорого.[29] Больше всех пострадали большие семьи и семьи с более низким доходом. Их задолженность за оплату лечения возросла. В результате, кризис сделал более явным существенное неравенство между зажиточной элитой, у которой есть доступ к нескольким полностью оборудованным больницам, и большинством населения.

Выводы 

В то время как одним из поводов для недовольства населения режимом стало отсутствие надлежащей системы здравоохранения в стране, много вопросов возникло к политике, которую проводит правительство, и которую в дальнейшем явно обозначили методы управления кризисом COVID-19. Несмотря на то, что количество умерших при подозрительных обстоятельствах увеличилось, президент Рахмон сначала полностью отрицал, а потом и недооценивал коронавирусные инфекции. Вероятно, все это еще больше подорвало доверие людей к режиму.[30] В то время как большая часть остального мира столкнулась лицом к лицу с кризисом и стала предупреждать о распространении заболевания, и, несмотря на то, что 16 марта ВОЗ опубликовала рекомендации о необходимости избегать массовых скоплений народа, президент Рахмон для продвижения своего режима в ходе своей избирательной кампании продолжил проведение крупных праздников и мероприятий, в том числе были проведены помпезные празднования Навруза, фестиваля тюльпанов и других праздников.

Несмотря на то, что правительство старалось вести пропагандистскую деятельность и скрывать информацию, большая часть населения все равно в курсе проблем, и люди противопоставляют нынешнюю неработающую систему здравоохранения бесплатной и относительно эффективной системе, к которой они привыкли во время существования советского режима. Это привело к тому, что многие граждане Таджикистана недовольны своим нынешним положением. Хотя эксперты в области здравоохранения и экономисты продемонстрировали неразрывную связь между плохим здоровьем, бедностью и недостаточным развитием, вероятно, что акцент Таджикистана на безопасности режима и клептократических интересах в ущерб сферы здравоохранения окажет долгосрочное негативное влияние на данный сектор и на развитие страны.[31]

Несмотря на трудности, которые возникают при оказании помощи авторитарным и коррумпированным режимам, международные доноры могли бы реально изменить ситуацию, несмотря на то, что у многих сейчас существуют только скромные инвестиционные возможности, благодоря небольшим целевым программам помощи, которые способствуют развитию медицинских структур на местах, особенно за пределами столицы; помощь можно оказать путем улучшения доступа к медицинским учреждениям, в том числе с помощью оказания помощи в развитии экстренных транспортных услуг, среди которых – машины скорой помощи; помощь можно оказать путем поддержки развития организаций гражданского общества, чья деятельность в настоящее время ограничена, но которые способствуют подотчетности в медицинском секторе; также помощь можно оказать путем повышения уровня осведомленности о состоянии медицинского сектора в Таджикистане на международном уровне.

Себастьян Пейруз, Доктор наук, научный сотрудник Программы изучения Центральной Азии Институтa европейских, российских и евразийских исследований (Университет Джорджа Вашингтона). Пейруз специализируется на политических системах Центральной Азии, экономических и социальных проблемах, исламе и религиозных меньшинствах, а также геополитическом положении Центральной Азии в отношении Китая, России, Индии и Южной Азии. Он является автором и соавтором ряда книг о Центральной Азии, в том числе: “Туркменистан. Стратегии силы, дилеммы развития” (Armonk: M. E. Sharpe). Также он опубликовал множество статей, часть из которых была опубликована в журналах “Europe Asia Studies”, “Nationalities Papers”, “China Perspectives”, “Religion, State & Society”, “Journal of Church and State”.

Фотография Ninara под лицензией Creative Commons (CC).

[1] Радио Озоди, RFE/RL Investigation Finds, Tajikistan’s Official Coronavirus Stats Don’t Reflect Reality, Свободная Европа/ радио Свобода, июнь 2020 года, https://www.rferl.org/a/tajikistan-official-coronavirus-stats-don-t-reflect-reality-rfe-rl-investigation-finds/30692651.html

[2] Свободная Европа/ радио Свобода, Tajik Mosques Reopen as Government Claims No New Coronavirus Cases, февраль 2021 года, https://www.rferl.org/a/tajik-mosques-reopen-as-government-claims-no-new-coronavirus-cases/31080795.html

[3] Eurasianet, Tajikistan’s excess mortality data belie COVID-19 denialism, февраль 2021 года, https://eurasianet.org/tajikistans-excess-mortality-data-belie-covid-19-denialism

[4] Радио Озоди, RFE/RL Investigation Finds, Tajikistan’s Official Coronavirus Stats Don’t Reflect Reality, Свободная Европа/ радио Свобода, июнь 2020 года, https://www.rferl.org/a/tajikistan-official-coronavirus-stats-don-t-reflect-reality-rfe-rl-investigation-finds/30692651.html

[5] Tajikistan’s excess mortality data belie COVID-19 denialism.

[6] Farangis Najibullah, As Coronavirus Infections Go From Zero To Hundreds In Days, Tajikistan’s Hospitals Can’t Keep Up, Свободная Европа/ радио Свобода, май 2020 года, https://www.rferl.org/a/overcrowded-hospitals-in-tajikistan-as-coronavirus-infections-go-from-zero-to-hundreds-in-days/30597899.html

[7] Радио Озоди, Жертвы COVId-19 в Таджикистане. Расследование, июнь 2020, https://rus.ozodi.org/a/30690777.html; Радио Озоди, RFE/RL Investigation Finds, Tajikistan’s Official Coronavirus Stats Don’t Reflect Reality, Свободная Европа/ радио Свобода, июнь 2020 года, https://www.rferl.org/a/tajikistan-official-coronavirus-stats-don-t-reflect-reality-rfe-rl-investigation-finds/30692651.html

[8] Себастьян Пейруз, Тревожное состояние системы здравоохранения в Таджикистане, IPHR, июль 2020 года, https://www.iphronline.org/new-report-the-alarming-state-of-the-healthcare-system-in-tajikistan.html

[9] Смотрите веб-сайт Всемирного банка: https://www.worldbank.org/en/country/tajikistan/overview

[10] Eelco Jacobs and Claudia Baez Camargo, Local health governance in Tajikistan: accountability and power relations at the district level, International Journal for Equity in Health, 19, 30 (2020).

[11] Хурсанд Хуррамов, “В больницу за 40 км”. Жители таджикских глубинок не имеют доступа к медицине, Радио Озоди, июнь 2019 года, https://rus.ozodi.org/a/29976795.html

[12] Sam Bhutia, How economic growth in Tajikistan and Kyrgyzstan masks the plight of their poorest, Eurasianet, Eurasianet, декабрь 2019 года, https://eurasianet.org/how-economic-growth-in-tajikistan-and-kyrgyzstan-masks-the-plight-of-their-poorest

[13] Eelco Jacobs and Claudia Baez Camargo, Local health governance in Tajikistan: accountability and power relations at the district level, International Journal for Equity in Health, 19, 30 (2020).

[14]  Александр А. Кули и Джон Хизершоу. 2017. Диктаторы без границ: власть и деньги в Центральной Азии. Нью-Хейвен и Лондон: Издательство Йельского университета.

[15] Джон Хизершоу и Парвиз Муллоджанов, Elite Bargains and Political Deals Project: Tajikistan Case Study, Stabilization Unit, февраль 2018 года.

[16] Ариана, М. Джонмахмадов: Таджикская экономика – это семейное предприятие дочерей Э. Рахмона, июль 2012, https://ariana.su/?S=0.1207241307

[17] Елена Короткова, Эмомали Рахмона обвиняют в наживе на эпидемии коронавируса в Таджикистане, News Asia, июнь 2020 года, http://www.news-asia.ru/view/13889; Eurasianet, Таджикистан: паника из-за коронавируса ставит под угрозу страдающих другими болезнями, май 2020 года, https://eurasianet.org/tajikistan-coronavirus-panic-puts-sufferers-of-other-illnesses-in-grave-danger

[18] Свободная Европа/ радио Свобода, In Tajikistan, COVID-19 Patients, Families Scoff At Pledge Of ‘Free Treatment’, февраль 2021 года, https://www.rferl.org/a/tajikistan-covid-19-coronavirus-free-treatment-scam-big-bills/31112946.html

[19] TAJ News, С начала года в Таджикистане построили 7 медпунктов и одну больницу, декабрь 2018, http://news.taj.su/?p=24897

[20] Lawrence Markowitz, Tajikistan: authoritarian reaction in a postwar state, Демократизация, изд. 19, № 1, 2012, с. 98-119.

[21]Cabar Asia, Таджикистан: жители сел жалуются на плохие условия в медицинских пунктах, 8 октября 2020 года, https://cabar.asia/en/tajikistan-rural-residents-complain-about-poor-conditions-of-the-healthcare-centers-photoreport

[22] Cabar Asia, Политика противоречий в Таджикистане: риторика бедности и практика государственных торжеств, январь 2021 года, https://cabar.asia/en/the-great-discrepancy-of-tajikistan-the-rhetoric-of-poverty-and-the-practice-of-state-festivities

[23] Смотрите веб-сайт Всемирного банка: https://www.worldbank.org/en/country/tajikistan/overview

[24] Азия Плюс, Коронавирус в Таджикистане есть. Так считает таджикский политолог и объясняет, почему молчат власти, апрель 2020, https://asiaplustj.info/ru/news/opinion/20200416/koronavirus-v-tadzhikistane-est-tak-schitaet-tadzhikskii-politolog-i-obyasnyaet-pochemu-molchat-vlasti

[25]  Kelly Bjorklund, Andrew Ewing The Swedish COVID-19 Response Is a Disaster. It Shouldn’t Be a Model for the Rest of the World, Time, октябрь 2020 года, https://time.com/5899432/sweden-coronovirus-disaster/

[26] Farangis Najibullah, As Coronavirus Infections Go From Zero To Hundreds In Days, Tajikistan’s Hospitals Can’t Keep Up

[27] Коронавирус в Таджикистане есть. Так считает таджикский политолог и объясняет, почему молчат власти.

[28] См. Всемирный банк, Информационный документ по проекту, март 2020 г., http://documents1.worldbank.org/curated/en/274761585067722387/pdf/Project-Information-Document-Tajikistan-Emergency-COVID-19-Project-P173765.pdf

[29] Елена Короткова, Эмомали Рахмона обвиняют в наживе на эпидемии коронавируса в Таджикистане, Asia News, июнь 2020 года, http://www.news-asia.ru/view/13889; In Tajikistan, COVID-19 Patients, Families Scoff At Pledge Of ‘Free Treatment’

[30] Tajikistan’s excess mortality data belie COVID-19 denialism.

[31] Дж. У. Линч, Г. Д. Смит, Г. А. Каплан и Дж. С. Хаус, Income inequality and mortality: importance to health of individual income, psychosocial environment, or material conditions, BMJ, изд. 320, апрель 2000 года.